Правила игры - Страница 24

Движимая инстинктом, более сильным, чем инстинкт самосохранения, она положила на его ладонь дрожащие пальцы.

Кен тотчас сжал их, его рука была прохладна и сильна. Притянув Мэнди к своему влажному телу, он обнял ее и нежно поцеловал в губы.

Нет, нет, это безумие…

Словно услыхав сей беззвучный возглас, Хэттон шепнул:

— Тише, все хорошо…

Затем он взял лицо Мэнди в ладони и вновь прильнул к ее губам, на этот раз в более глубоком поцелуе, от которого, казалось, растаяли все косточки в теле. Руки Хэттона незаметно переместились ниже, чтобы подхватить ее упругую грудь и приласкать через шелк платья.

Будто опомнившись, Мэнди схватила его пальцы и, оторвавшись от его губ, произнесла срывающимся голосом:

— Нет, я не могу, не могу…

— Почему? — хрипло спросил Кен. — Ведь я знаю, что тебе этого хочется.

С этими словами он подхватил Мэнди на руки, быстро прошел несколько шагов и уложил на стоявшую среди шезлонгов и столиков кушетку. Затем опустился рядом.

Предприняв отчаянную попытку воспротивиться не только ему, но также собственным желаниям, Мэнди поспешно прикрыла грудь рукой.

Ее жест вызвал на его устах мягкую улыбку. Взяв ее руки, он раздвинул их и переместил на кушетку, расположив по обеим сторонам тела.

— Пусть они пока побудут здесь. Мы все будем делать медленно.

— Кен…

— Молчи. — Очень осторожно и сосредоточенно, словно разворачивая драгоценный подарок и замирая от предвкушения того, что ему предстояло увидеть, он принялся расстегивать пуговицы на ее платье.

— Сюда могут войти! — взволнованно запротестовала она.

— Входить некому. Лиз уже ушла, у горничной тоже выходной. Да и садовник явится не раньше понедельника.

Хэттон медленно и осторожно снял с нее одежду и бросил на ближайший шезлонг. Обежав восхищенным взглядом обнаженное тело, словно это было нечто редкостное и невиданное, он стал ласкать соски пальцами.

Мэнди издала непроизвольный стон и умоляюще воскликнула:

— Не нужно!

— Тихо, тихо… Я так давно мечтал об этом… Увидеть тебя обнаженной, овладеть тобой…

Не в силах прекратить то, что происходило, она отвернулась, чтобы не видеть опытных рук, которые доставляли ей столь изысканное наслаждение.

По представлениям Мэнди, в той стороне, куда она смотрела, должна была находиться прозрачная стена, откуда открывался вид на внутренний дворик, однако неожиданно она обнаружила, что стеклянная поверхность отражает происходящее, словно в зеркале. Мэнди увидела лежащую на кушетке женщину, чье обнаженное тело ласкали смуглые мужские руки.

Затем, будто глядя на киноэкран, она проследила, как темноволосый человек наклонился и взял один сосок в рот, продолжая теребить пальцами другой. В ту же секунду Мэнди пронзило такое острое наслаждение, что оно граничило с болью.

Каждая клеточка ее тела пробудилась к жизни, кровь помчалась по венам, а в желудок словно плеснули горячего глинтвейна.

Мэнди захотелось зажмуриться, чтобы не видеть эротических образов, но она не смогла этого сделать. Стекло отразило, как свободная рука Кена, словно в колдовском сне, двинулась вниз и проскользнула между округлых женских бедер.

Мэнди закрыла глаза, отдаваясь воздействию ловких пальцев Хэттона, которые в одно мгновение словно собрали в одной точке все наслаждение…

— Кен!.. — Вздрагивая и задыхаясь, Мэнди выкрикнула его имя, и в ответ он притянул ее к себе, крепко сжал и держал так, пока она не успокоилась.

Затем, отпустив Мэнди, он встал, взял висевший на спинке шезлонга купальный халат, натянул его и завязал пояс. Причем проделал все это с таким видом, будто ничего особенного не происходило. Спокойно, словно говоря о погоде, он обронил:

— Пойду приму душ. Ты пока одевайся, и мы позавтракаем во дворе.

Его тон подействовал на Мэнди как пощечина. Ошеломленная, она безмолвно наблюдала, как Кен уходит прочь, шлепая босыми ногами по мозаике кафеля.

Несмотря на то, что он заставил Мэнди расслабиться в его объятиях, она осталась опустошенной и разочарованной. Ее переполняло желание. Она хотела Кена. Ей необходимо было ощутить на себе вес его тела, прижать к груди темноволосую голову, ответить на ласки…

Его внезапный уход явился для нее сильнейшим потрясением. Меньше всего она ожидала чего-либо подобного. Прекрасно осознавая, что Кен был взволнован не меньше ее самой, Мэнди не могла понять, почему, затеяв все это, он вдруг передумал и отказал себе в удовольствии.

Может, в его изначальные намерения входило унизить ее?

Или он просто действовал в соответствии с очевидными обстоятельствами? Но тогда почему бы ему просто не овладеть ею к их взаимному удовольствию?

Не найдя ответа на мучительные вопросы, Мэнди набросила платье и принялась дрожащими пальцами застегивать пуговицы. Она чувствовала себя униженной, раздавленной собственной слабостью. Ее удивляло, как могла она столь низко пасть за столь короткое время.

Впрочем, ответ напрашивался сам собой. Едва завидев Кена, она вновь подпала под действие его обаяния и желаний, которые казались давно погребенными под пластами времени.

Но разве можно до сих пор сохранять эмоциональную привязанность к человеку, известному ей своей безжалостностью и коварством? Эта мысль заставила Мэнди почувствовать себя последней дурой и наполнила душу горечью.

У нее возникло непреодолимое желание поскорее удрать и больше никогда не видеться с Кеном. Но, разумеется, все это было нереально. Самое важное, на чем предстояло сосредоточиться, — это как дожить до конца дня.